Моя любимая ненависть (И немножко «Запертые вместе»)
Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Ненавижу до жути, до хруста в зубах, до ломоты в пальцах. Сначала я его возненавидела за то, что встречаясь со мной он параллельно соблазнил мою младшую любимую сестру. Потом ненавидела за то, как он с ней обращался — чуть высокомерно, снисходительно, как с низшим существом. Ненавидела за то, что сделал ей ребенка, за то, что женился на ней, но не полюбил. Да, Юля излишне импульсивна, излишне эмоциональна и открыта, но разве этим можно оправдать его жестокость по отношению к ней. Ведь именно из-за его невнимательности и грубости она потеряла ребенка, которого так хотела и мечтала родить. Из-за его чёрствости и измен, начала принимать наркотики. А он жестоко и так цинично выкинул ее из своей жизни, как использованный бракованной товар. Мою красивую и ласковую голубоглазку. Ненавидела за то, что постоянно смотрел на меня в день своей свадьбы, за то как смотрел — горячо, призывно, словно это я его невеста, а не моя сестра. Бизнесмен хренов. Ненавидела его за шикарный БМВ, за деньги, за уверенность и высокомерие. Каждый раз, когда я его видела, мне хотелось выцарапать эти лживые глаза, разбить в кровь эти лживые губы, говорившие мне когда-то о любви и совратившие мою сестренку. И то, что сейчас мне приходится идти и просить у него помощи, просить денег, ведь все что было у нас с родителями мы потратили пытаясь вылечить Юлю, все это только увеличивало мою ненависть. Она вибрирует внутри меня, сидит постоянной, саднящей болью, занозой, разъедает изнутри ржавчиной. Я понимаю, мне надо быть смиренной, мне надо быть спокойной, зажать в стальные тиски чувства бушующие внутри. Нельзя показать ему свою боль, нельзя показать свою слабость.
К Саше обратилась моя мама, она и должна была идти на встречу, поскольку я не желала даже слышать этого имени. Но он у нас король и сам выбирает время и посла. Господи, только бы справиться со своими эмоциями, только бы не наброситься на него с кулаками прямо с порога, не наговорить ему грубостей.
В его офисе уже все разошлись. Наверное, охранника предупредили о моем приходе, он даже ничего не стал спрашивать, просто сказал куда пройти. Что ж я так разволновалась? Руки дрожат, сердце стучит как ненормальное. Мне надо быть спокойной, мне надо быть выше всего этого, никаких эмоций, этот низкий человек не может и не должен вызывать во мне никаких эмоций. Даже моей ненависти он не достоин, он просто грязь, грязь с которой мне пришлось столкнуться. Стучусь. Его голос, ответивший «да», вызвал новую волну паники. Считаю до пяти, вхожу. На него взглянула лишь мельком, лишь раз, но и этого мгновения хватило для того чтобы перекрыть воздух в легких, чтобы почувствовать привычный жар от его наглого раздевающего взгляда. До чего ж красив подлец, и кажется таким интеллигентным и воспитанным, в этом своем костюме и очках с золотой оправой. Мне вспомнилась Юля в ломке, человека в такие минуты в ней трудно найти — животное, больное злобное животное. Сжимаю зубы.
— Здравствуй, Танюша. Рад тебя видеть. Прекрасно выглядишь, впрочем, как и всегда.
Не выдержала, еще раз взглянула. Он что издевается? К чему эти комплименты?
— Александр Николаевич, давайте перейдем сразу к делу? Мама сказала, что вы готовы помочь.
— Саша, — перебивает он меня,
— Зови меня просто Саша.
Не могу я тебя так называть, не могу и не буду. Сашей я . . .
называла другого человека, человека которого любила без памяти, самого достойного, с которым мне посчастливилось познакомиться. «Саша, Сашенька — как же мне хорошо» — шептала я в ту единственную ночь, что у нас была, «Саша, Сашенька — как же я счастлива», «Саша, Сашенька — ты самый лучший» Это была не я, это был не он, это было не с нами. Это были другие люди, мне просто приснился прекрасный сон. А утром, когда я проснулась, узнала, что этот «самый лучший» Сашенька, сделал ребенка моей сестре, соблазнив восемнадцатилетнюю девочку.
— Александр Николаевич, мне сказали вы готовы помочь нам с Юленькой. Мы нашли очень хорошую клинику, там очень высокие показатели выздоровления. Смотрю куда угодно, только не на него. Мне понравился мой тон, достаточно холодный и деловой. Удалось справиться с волнением и эмоции не проскользнули в слова.
— Саша, зови меня Саша, черт возьми, — он бесится, он повышает голос? Ему больно?! Моя маленькая победа. Нет, не дождешься. Ори сколько хочешь, бушуй, я никогда не назову тебя больше — Сашей. Никогда. Смотрю куда-то поверх его плеча на большое фото города в черно белых тонах. Странное дело это бешенство придает мне спокойствие. А может это просто желание мучить. Желание сделать ему больно, в ответ на ту боль, которую он причинил мне, хотя бы такими маленькими незначительными уколами. Продолжаю в том же тоне:
— Александр Николаевич, Юленьке там помогут. Мы уже беседовали с врачом, он настроен весьма оптимистично. Говорит организм молодой, должен справиться.
— Упёртая! Какая ты упёртая! Если бы ты знала, как бесит в тебе эта упертость!
И хоть я вздрогнула, от его ора, но глаз от картины не отвела и продолжила так же холодно и деловито.
— Там очень хорошие психотерапевты. Как сказал врач, главная проблема Юли, в расшатанных из-за неудачного брака нервах, — не смогла удержаться от этого явного выпада в его сторону.
— Твоя Юлька конченный человек, потому, что в ней уже давно не осталось ничего человеческого.
Все-таки посмотрела на него, все-таки выбесил меня.
— Да, как ты смеешь — процедила я сквозь сжатые, от подступающей волны злобы, зубы.
— Я говорю правду, сегодня я буду говорить только правду.
— Тогда я тоже скажу тебе правду. Это ты — прежде всего ты, превратил ее в нечеловека.
— Конечно я, милая, конечно я, если так тебе легче принять действительность.
Его «милая», вызвало у меня новую волну ярости. А точнее тон, с которым это было произнесено, снисходительно, так словно он говорит с маленькой девочкой, девочкой которую сильно-сильно любят и не хотят обидеть. Нет, не дождется он моей злости, не дождется он моей ярости, ничего он от меня не дождется.
— Александр Николаевич, давайте закончим этот ни к чему не ведущий разговор. Если вы готовы нам помочь, и дать деньги на лечение вашей бывшей жены, — выделила голосом, — То думаю пора приступить к заверениям, что все понесённые вами расходы, я обязательно компенсирую. Про себя добавила «в кровь расшибусь, но компенсирую».
— Для неё я не дам и копейки. Но ты, Танюша, можешь просить сколько захочешь. Есть, правда, одно маленькое условие.
— Какое условие, в разговоре с мамой вы не упоминали о каких либо дополнительных условиях?
— Маленькое. Сегодняшнюю ночь ты проведешь здесь со мной.
Я клялась не смотреть на него, но он не просто взбесил, его наглость не знает границ. Смотрю прямо в серые глаза, про которые говорят, что они . . .
холодные, но сейчас в них столько страсти, столько жара. Ах, как же я тебя ненавижу, ах, как же я себя ненавижу, потому что не могу, слишком слаба, чтобы не плавиться.
— Это подло, слишком подло, даже для тебя. Я лучше умру, слышишь, лучше умру. Поворачиваюсь, делаю несколько шагов отделяющих меня от двери, дергаю ручку. Она не поддается. Дергаю сильней. Закрыто, дверь закрыта.
— Я приказал охраннику закрыть нас, кстати в здании вообще больше никого нет. Так что, так или иначе, тебе все же придётся провести сегодняшнюю ночь со мной.
— Тыыыыыыыыыыыыыы я шиплю, как змея, — Тыыыыыыыыыыыыыы, мерзкий гадкий человечишка. Немедленно, слышишь, немедленно открой дверь, — перехожу на крик,
— Немедленно открой дверь!!!
— Даже если бы захотел, у меня нет ключа.
Смотрю на окно, Саша поймал мой взгляд,
— Без глупостей, Танечка, 6 этаж.
Телефон, у меня есть мобильный телефон, надо позвонить маме или вызвать полицию, пытаюсь набрать номер.
— И это не пройдет Таня, тут блокируются радио волны.
В его голосе, слава богу, нет радости и злорадства, только равнодушная констатация
фактов. Но и это бесит. Со всей силы бросаю бесполезный телефон в него, уворачивается с проворством хищника.— Я не останусь здесь с тобой! Не останусь! Подбегаю к окну, может меня там кто-нибудь увидит пока не очень темно, поймет, что я заперта и вызовет полицию, спасателей, кого-нибудь. Только хватаюсь за ручку окна, как сзади меня обхватывают руки и он оттаскивает меня. Я не могу выдерживать его прикосновений, это словно дотрагиваться до оголенных проводов.
— Пусти, слышишь пусти! — бью его, бью не по девичьи, когда непонятно ударила или погладила, бью наотмашь со всей силы, разбиваю в кровь эти лживые губы. Вырываюсь, но он снова меня хватает, заламывая руки за спиной, в серых, как сталь глазах злость, злость и возбуждение. Много возбуждения. Бог ты мой, сколько в них возбуждения. Оно проникает в меня, обволакивает от макушки до пяток, так что мне опять становится трудно дышать. Оно постепенно заполняет меня всю, я вся дрожу и вибрирую.
— П-пусти, — отчаянно шепчу я, — Убери от меня свои поганые руки.
— Боишься, что тебе понравятся мои прикосновения.
В самую точку черт возьми, в самую точку. Мы оба дышим тяжело, словно боксеры на ринге, и не можем оторвать взгляд друг от друга. Его губы приближаются. Целует меня, крепко, горячо, с кокой-то звериной одержимостью и злостью. Если бы я могла не раздвигать губы, не впускать в себя его язык, не ощущать привкус крови из его разбитой губы, не отвечать на этот страстный поцелуй. Не могу — слишком слаба, мое тело слишком слабо и оно жаждет возбуждения, изнывает от желания почувствовать эту отчаянную и запретную страсть, которую можешь дать только ты. На какой-то миг я перестаю существовать, меня нет, тебя нет, есть мы — два человека охваченных пламенем, болезненным и сладким.
— Родная, любимая девочка, — шепчешь ты, с трудом отрываясь от моих губ и целуя шею.
Твои слова приводят меня в чувство. Что я творю? Как? Как я могу целоваться, с ним? С тем, кто так поступил со мной, с Юлей, со всеми нами.
— Неееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееет! — я кричу громко, протяжно, так что закладывает уши, даже мне самой. В его глазах растерянность и боль. Но он не зажимает уши, или мой рот, чтобы прекратить этот вопль, этот нечеловеческий визг. Терпеливо с некоторой обреченностью ждет, когда я успокоюсь.
— Не . . .
прикасайся ко мне, не смей прикасаться ко мне, никогда!
— Твое тело, в отличии от тебя, более податливое, оно хочет и помнит всё, твое тело — моё.
Как он смел понять эту правду, правду, которую я закопала внутри себя, глубоко-глубоко, правду в которой я боялась признаться даже самой себе. Как он смел озвучить эту правду. Мои эмоции уже не остановить.
— Я тебя ненавижу, слышишь ненавижу и всегда буду ненавидеть! Как ты мог встречаться со мной и одновременно соблазнить Юлю, эту невинную девочку, которая младше тебя на 12 лет! Слезы текут из моих глаз, я закрыла лицо руками, не хочу чтобы он видел мои слезы, не хочу чтобы он видел мою слабость.
— Да был грех, не смог удержаться. Просто такой разительный контраст: старшая — такая романтичная, правильная, воспитанная, постоянно держащая на расстоянии; и младшенькая — юная нимфоманка, не дающая прохода, готовая раздвинуть ножки по первому слову. Невинная?! Поверь мне, ты в свои 25 была намного невиннее, чем она. Невинные девочки понятия не имеют о таких вещах, которые она вытворяла. Юлька на меня постоянно вешалась, стоило тебе отвернуться, вещалась нашептывая на ушко всякие похабности. Везде за мной бегала, как собачонка, даже подглядывала за нами.
Наглый сукин сын, как он смеет так врать.
— Ну конечно соблазнили бедного мальчика.
— Я не умаляю своей вины. Я повел себя как осел и мерзавец, Раскаялся сразу как только удовлетворил свою похоть, и после этого не было ни минуты, не было ни секунды, чтобы не пожалел.
Совладала с эмоциями, кое-как справившись со слезами.
— Я бы никогда на ней не женился, потому что Юлька шлюха, которой все равно где, с кем и когда. Знаешь почему я пошел с ней под венец?
— Ты сделал ей ребенка, кажется — с некоторой долей издевки над ним, над собой, над своими мечтами говорю я.
— Я женился на ней только потому, что это давало мне возможность, видеть тебя. Редко, мельком, но видеть. Ведь иначе ты бы вычеркнула меня из своей жизни, как будто меня никогда не существовало. Это давало мне возможность быть рядом, быть в курсе твоих дел, хоть ты и смотрела на меня как на самого мерзкого таракана, ядовитую гадюку повстречавшуюся на твоем светлом жизненном пути, если вообще смотрела.
Мое тщеславие возликовало. Я запретила себе ликовать, я запретила своему любопытству смотреть на тебя, чтобы понять сколько правды в твоих словах. Мне все равно. Однако не удержалась, нанесла еще один болезненный удар:
— Ты самое мерзкое, что было в моей жизни.
— А ты самое прекрасное, что было в моей.
Это почему-то опять меня взбесило. Я слегка повышаю голос и смотрю на тебя, на твое лицо выражающее такую любовь.
— Зачем, зачем ты это мне говоришь! Если бы это было правдой ты бы не сотворил такого с нами, с моей сестрой.
— Иногда один опрометчивый шаг может перечеркнуть всю твою жизнь. Танечка, я хочу оправдаться, ты ведь не дала мне такой возможности, приклеив на меня ярлык «полный гад», и даже не выслушав мою версию.
— Этому нет никаких оправданий. Их просто нет, их просто быть не может. Из-за тебя Юля потеряла ребенка, зачем было ее толкать. Неужели нельзя держать свои эмоции под контролем.
Он горько ухмыляется.
— Да я ее толкнул. А знаешь почему, я ее толкнул? Согласись, не очень приятно застать свою беременную жену в постели с двумя мужиками.
— Это не правда! — . . .
кричу я поражаясь его подлости, его наглости.
Ты в ответ тоже орешь:
— Правда, это правда, пора открыть глаза Танюша.
На стене включается проектор. Там Юлька стоящая на четвереньках, абсолютно обнаженная, ее однокурсник, кажется его зовут Юрик, грубо трахает ее сзади, другой парень, похожий на кавказца, накрутив ее прелестные длинные волосы на руку, терзает рот. У нее абсолютно невменяемые глаза. () Юрик хватает ее за заметно выступающий живот, натягивая как можно глубже на свой член. Они издевательски и похабно смеются.
— Выключи, прошу тебя выключи! — я снова зажимаю глаза руками,
— Выключи пожалуйста, — это так омерзительно, это не может быть Юля, моя ласковая голубоглазка.
— У меня есть еще видео, с другими партнерами. Она трахалась со всем, что движется.
— А ребенка Юлька потеряла не потому, что я ее толкнул. Что-что, а врать она умеет мастерски, умеет притвориться бедной овечкой, чтобы себя выгородить. Она потеряла ребенка потому, что будучи беременной принимала наркотики. Ну и конечно, по понятным причинам я сделал тест ДНК, хочешь знать результат? Думаю, он очевиден, скорее всего она сама не знала, кто был отцом ее ребенка. А меня выбрала на эту роль, только потому что у меня есть деньги, деньги на которые можно купить дурь.
— Нет! я не хочу это слышать! Я не хочу это видеть! Ты мне делаешь больноооооооооо!!! — кричу как раненое животное я.
Ты тоже кричишь:
— Думаешь мне не было больно! Ты и представить себе не можешь в каком аду я жил все это время!
Мне хочется одновременно ослепнуть, оглохнуть и сойти с ума. Бежать! Снова подбегаю к двери, дергаю ручку, колочу по двери руками, бью ногами, плачу.
— Пусти, Саша, отпусти меня пожаулуйтааааааааааааааа!! Я уже просто вою.
— Таня успокойся, ты снова ко мне прикасаешься, снова оголенные провода ко мне прикасаются. И я бьюсь в этих руках, словно через меня действительно пропустили ток. Правда это уже не ток возбуждения, это ток правды, страшной правды, несущей боль.
— Саша, отпустиииииииииииииии!!! Прошу тебя выпустииииии меня! — отталкиваю его руки, пытаясь
уйти.
— Я тебя никуда не отпущу, я больше тебя никогда, никуда не отпущу.
— Я не хочу все это знать, слышишь, не хочу!
— Как это по-женски, спрятаться от проблем. Почему ты, не хочешь знать? Это не укладываются, в ту картинку мира, которая сложилась в твоей голове. Куда легче сделать из меня мерзавца, чем признать, что твой близкий человек, шлюха и наркоманка. А вы не разглядели, вы упустили.
Он опять посмел озвучить правду. Правду, которую я не хотела видеть, я не хотела знать, веря нашей голубоглазке, хотя столько раз ловила ее на лжи, на постоянной лжи. Ее перепады настроения, мы объясняли все это излишней эмоциональностью, а могли бы догадаться. Куча парней которые звонили ей, мы объясняли это тем, что она душа компании, то что она хороший друг, да и красавица к тому же, у красивой девушки всегда толпы поклонников. А Это были не друзья и не поклонники.
— Почему ты мне не сказал раньше?
— По многим причинам, Тянюша. Я сам не сразу все понял, Юля мастерски лжет, мастерски притворяется. Ну и потом, не хотел выливать на тебя всю эту грязь, не хотел разрушать веру в родного человека. Пытался ее образумить, вылечить. Она клялась, но завтра же бежала за новой дозой, наркоты и секса. А еще ты начала встречаться с другим, хороший парень Таня, хороший, поэтому не . . .
стал вмешиваться, думал, может хотя бы ты будешь счастлива. Правда каждый раз, когда я видел вас вместе, мне хотелось набить ему морду и кричать на весь мир: «Она моя, моя, не сметь даже смотреть в ее сторону».
Я горько усмехнулась. Любовь к тебе выжгла все в моей душе. После тебя я не способна была кого-нибудь любить, хотела бы, но не могла. Я только ранила Андрея неоправданной надеждой.
Слезы льются из меня потоком, из меня выпустили весь воздух, из меня выпустили всю кровь. Кто друг? Кто враг? Кто хороший? Кто плохой? Все обычные представления в моей голове перемешались, все, во что я верила, оказалось совсем другим.
— Сашенька, Саша, — сквозь рыдания вырывается из меня — стараюсь в тебе найти спасение от той боли, что внутри меня. Хорошо, что ты меня обнимаешь, такой сильный и теплый, такой родной, такой любимый, и я ищу в тебе защиту, хотя еще десять минут назад кричала о своей ненависти.
— Родная моя девочка, все будет хорошо, все забудется, все пройдет. Он гладит меня по волосам, прижимая к себе. Хочется растворится в нем, забыться, как же мне хочется забыться. Обхватываю его шею руками, лихорадочно вдыхаю запах его тела, ах как давно я не дышала тобой, твоим запахом, твоей страстью. Жадно губами ищу губы, он мгновенно откликается, напрягается, мгновенно нежность перерастает в желание. Те же самые руки, что были секунды назад, но держат они меня уже совсем по иному, и дышит он совсем по иному, словно за секунду пробежал стометровку. Трусь о него, руками зарываюсь в волосы, его тело вибрирует от моих движений. Я знаю, его бьет током от моих прикосновений. Твое тело мое. Сминаешь, мои дрожащие губы, в движениях такая жажда, такой голод, тоже самое внутри меня, снизу вся мокрая.
Одежда сразу стала мешать, пытаемся раздеть друг друга, наши руки неловко переплетаются, своим нетерпением мешаем друг другу. Ах на кой черт я застегнула на все пуговицы блузку, еще блин и бант завязала, закрывающий шею. Всё, чтобы было, как можно больше барьеров. Ах на кой черт я брюки одела. Быстрее-быстрее хочу прикосновений кожа к коже. Судорожно расстёгиваю на тебе пуговицы рубашки, пиджак и галстук уже валяется на полу. Наконец-то ты обнажён, какой ты горячий, целую тебя везде где дотягиваюсь. Я тоже уже без блузки. Как ему удалось справиться с бантом? Удивительно. От прикосновений его пальцев к груди, из губ вырывается стон, который он выпивает, вбирает в себя своими губами. Его пальцы в моих трусиках, сдвигают их, проникая в мою влажную глубину, задевают клитор.
— ОООО! ААААА! — вырывается из меня. Раскрываюсь под твоими пальцами, всё вокруг кружится, туманится, я как будто в другой реальности.
— Саша, — не узнаю свой голос немного хриплый потрясенный возбужденный,
— Сашааааа
— Сейчас девочка моя, сейчас сладкая, — подхватываешь меня на руки, несешь к столу,
— Сейчас родная, — моя попа ощущает холодную поверхность стола. Впиваешься в меня поцелуем там, внизу, прямо через трусики, и я кричу, я не могу не кричать.
— Ты божественная, вкусная, чудесная.
— Саша, пожалуйстааааа, — лишь всхлипываю я.
Стаскиваешь насквозь мокрые трусики, и опять целуешь меня там. Ах, что проделывает твой язык. От каждого касания расстекается жаркая волна по всему телу. У меня нет сил долго это выдерживать.
— Сашааааааааааааааааа! — оргазм накрывает меня яркой вспышкой, кажется на миг я потеряла сознание. Но ты не . . .
даешь мне передышки. Входишь в меня одним сильным ударом и начинаешь резко двигаться, заставляя желать наслаждения снова и снова. Как же это чудесно быть твоей и чувствовать тебя внутри.
— Саша, Сашенька ты самый лучший, — шепчу, а быть может кричу я, обхватывая тебя ногами и насаживаясь на тебя, как можно глубже, стремясь на встречу каждому толчку.
— Скажи мне, что любишь меня.
— Саша я тебя люблююююююююююююююююююю! Я тебя любилааааа всё это времяяяяяяяяяяяя!