Не путайте туризм с эмиграцией. Интеграция и ассимиляция - в чем разница? Часть 1
«Там хорошо, там молочные реки и кисельные берега. Зачем вы берете с собой это барахло — эта ветошь никогда больше не понадобится. Там помогут, поддержат, дадут все — жилье, вещи, деньги, колбасу. Там все будет — за просто так. И работать не надо».
«Там придется много и трудно работать, врастать в новый мир, никто не поможет, не поддержит, не ободрит. Там бездушные, черствые и жадные люди, каждый сам за себя, там вы никому не нужны, куда едете?»
Такие вот полярные мнения. Истина, как всегда, где-то посредине.
И тут нужно сразу пояснить — есть эмиграция и эмиграция. Разные, совсем разные виды эмиграции, с принципиально разными целями — и неважно, как вы сюда приехали — как поздний переселенец, беженец из горячих точек, еврейский контингент.
То есть это важно только для вас лично. На объективный успех эмиграции это практически не влияет. Но лишь вы сами определяете цели, которых вы хотели добиться, эмигрируя. Если ваша цель — покой, изоляция, колбаса и халява — то, получив все это, вы, майне дамен унд херрен, вы лично можете считать свою эмиграцию успешной и жить спокойно и умиротворенно. Но в действительности успешная эмиграция — это совсем-совсем другое, и к бесплатной колбасе прямого отношения не имеет.
И здесь сразу договоримся о терминах. Успешной эмиграция может считаться тогда, когда уже первому поколению эмигрантов удается интегрироваться, «встроиться» в общество страны приема в качестве деятельных, полезных людей, впитать культуру страны приема и «встроить» в это общество своих детей как достойных граждан. Успех первого поколения эмигрантов — это интеграция.
Ну, с детьми в возрасте лет до 10 все более или менее просто — детская психика гибка, и «встраивание» происходит, как правило, естественно и без надрыва. Детский сад, школа, гимназия…
С подростками 13−20 лет все гораздо сложнее, и часто именно они являются и для родителей, и для принимающей страны большой проблемой и длительной головной болью.
На них ориентированы многочисленные социальные программы интеграции, с ними носятся как с писаной торбой, их только что не на собственной спине ввозят, втаскивают, вталкивают в общество — только захоти. Собственно, эти слова «только захоти» и есть залог успешной интеграции. Но хотят далеко не все.
В понимании многих и многих соотечественников эмиграция, например, в Германию — это много «халявы, сэр». Собственно, халява — и есть для них цель эмиграции. Единственная, выстраданная, вымечтанная цель. И чем больше халявы удается поиметь — тем лучше. Насколько такая точка зрения правомерна, судите сами, дорогой читатель.
Есть много пожилых людей, инвалидов — эта уважаемая категория совершенно особая, и честь и хвала Германии за социальную защиту этих людей, которых не смогла или не захотела социально защитить их собственная страна, за пенсии и пособия, которые им здесь платят, за медицинские страховки, за помощь по дому — да и много-много всего еще.
Но вернемся к заявленной теме. Итак, интеграция. Она бывает, что называется, «физическая» и «моральная». Когда обе соединяются воедино — это означает, что эмигрант первого поколения очень и очень успешен, браво.
Германия в плане эмиграции — парадоксальная страна. С точки зрения социальных благ — рай для эмигранта, с точки зрения различных интеграционных программ — тоже. А вот с точки зрения деятельности и реальной интеграции она — страна довольно сложная.
Здесь нет концепции «плавильного котла», как в Америке — изначально эмигрантской стране, нет быстрого, взрывного роста, как в Израиле. В Германии интеграция идет совершенно другими темпами. Гораздо медленнее. Что поделать — Европа консервативнее и осторожнее. Она насторожена. У Европы свои приоритеты, в которые эмигрантов не посвящают.
Тут надо сразу оговорить — интеграция не предполагает полного присоединения к обществу страны приема, не предполагает растворения в этом обществе. Только более или менее успешное «встраивание в систему», не более.
Растворение, полное отождествление себя со страной, ощущение себя ее неотъемлемой частицей называется ассимиляцией, и, увы, как бы нам ни хотелось, в первом поколении эмигрантов в Европе невозможно, и хорошо, если это произойдет во втором.
Для ассимиляции нужно или здесь родиться, или быть ввезенным сюда в весьма нежном возрасте и иметь более или менее успешно интегрировавшихся родителей. Нужно иметь эту, полностью здешнюю ментальность. А обрести ее можно только с детства. Это хорошо бы осознавать сразу, снять розовые очки и не тешить себя никакими иллюзиями.
Можно именовать самих себя по-разному — истинными немцами в сто двадцать первом поколении, настоящими европейцами и европейками — сути дела это не меняет. Особенно это свойственно многим нашим женам коренного населения, причем практически сразу же после замужества и переселения из, скажем, Замухортовска в, скажем, Бонн.
Все сразу же становятся «настоящими европейками», о чем гордо и громко заявляют, частенько перемежая эти заявления не вполне цензурными русскими словечками. Выглядит это очень и очень забавно, особенно если «настоящей европейке» требуется воспользоваться одновременно вилкой и ножом в ресторане на глазах почтеннейшей публики.
Можно называть себя стопроцентными берлинцами или баварцами — содержание это не меняет, поскольку не меняется менталитет взрослого человека, выросшего на постсоветском пространстве. И наличие немецкого паспорта ситуацию не спасает.
Славные же, скромные и умные наши дамы, прекрасно понимая всю иронию ситуации, никогда не заявят о себе как об «истинных европейках», часто будучи полностью приобщенными к европейской культуре и образованию.